[fingerpicker]

Сообщение от d'Vorkin

Московские вокзалы. Ленинградский
30 марта 2005 года

предлагаю обсудить рассказ....

Да чего обсуждать то? Всё это обыкновенные реалии нашей жизни. Без бумажки ты какашка, а с бумажкой - человек. Вот и вся соль.

[d'Vorkin]

…Мерцающие звезды покрывали тёмное небо…. Белая однобокая луна, набекренившись тихо дремала… Зимний ветер вдруг сегодня решил не дышать и тихо следил за молодым человеком, который аккуратно взбирался на крышу дома….


продолжение внутри

[d'Vorkin]

Мастер Бахаудин всю свою жизнь был счастливым, улыбка никогда не сходила с его лица. Вся его жизнь была пропитана ароматом праздника! Даже умирая, он весело смеялся. Казалось, будто он наслаждается приходом смерти. Его ученики сидели вокруг, и один спросил:
- Почему Вы смеетесь? Всю свою жизнь Вы смеялись, и мы все не решались спросить, как Вам это удается? И вот сейчас, в последние минуты, Вы смеетесь! Что здесь смешного?
Старый Мастер ответил:
- Много лет назад я пришел к моему Мастеру молодым человеком, семнадцатилетним, но уже глубоко страдающим. Мастеру же было семьдесят, а он улыбался и смеялся просто так, без всякой видимой причины. Я спросил его: "Как Вам это удается?" И он ответил: "Внутри я свободен в своем выборе. Просто это - мой выбор. Каждое утро, когда я открываю глаза, я спрашиваю себя, что выбрать сегодня - блаженство или страдание? И так случается, что я выбираю блаженство, ведь это так естественно".

[d'Vorkin]

Давным-давно в старинном городе жил Мастер, окружённый учениками. Самый способный из них однажды задумался: "А есть ли вопрос, на который наш Мастер не смог дать ответа?" Он пошёл на цветущий луг, поймал самую красивую бабочку и спрятал её между ладонями. Бабочка цеплялась лапками за его руки, и ученику было щекотно. Улыбаясь, он подошёл к Мастеру и спросил:
- Скажите, какая бабочка у меня в руках: живая или мертвая?
Он крепко держал бабочку в сомкнутых ладонях и был готов в любое мгновение сжать их ради своей истины.
Не глядя на руки ученика, Мастер ответил:
- Всё в твоих руках.

[d'Vorkin]

В далекой-далекой стране, почти на самом краю земли, стоял древний замок. Его хозяином был страшный дракон, звали его Одиночество. Редкий рыцарь нарушал границы его владений. Но если и находились такие смельчаки, то причиной, заведшей их в такую даль, была лишь слава о загадочной пленнице чудовища. Нежная и прекрасная принцесса всю свою жизнь провела в этом замке, ничего другого она не знала. Иногда рыцари даже доходили до ее окон, звали ее, обещали показать свои владения - княжество Удовольствия, королевство Радости… Но принцесса лишь посмеивалась над их бахвальством, не веря ни единому слову. Ей говорили, что она в плену, но кто держал ее? Дракон Одиночество не раз говорил ей, что она вольна уйти в любой момент. Но разве плохо ей здесь было? И кто сказал, что в другом месте будет лучше? Ей казалось, что за крепкими стенами старого замка е ожидает лишь разочарование. Впрочем, она не часто задумывалась над этим. Рыцари приходили и уходили… Обещали несметное богатство и неземное счастье… Хотели выкрасть или увести обманом… Вызывали Одиночество на смертный бой - и неизменно проигрывали. Но однажды появился тот, кто затронул сердце неприступной принцессы. Он ничего не обещал, просто прошел в ее комнату и взял за руку. В этот самый миг принцесса поняла, что чудеса все же бывают. - Кто ты? - одними глазами спросила она. - Я - Доверие, из страны Любви, - мягко улыбнулся он в ответ. - Ты пришел, чтобы увести меня с собой? - Только если ты сама этого захочешь. - Но как же ты прошел мимо дракона? - Разве ты не знаешь? Одиночество уходит навсегда, когда появляется Доверие…

[Ноэль]

Сообщение от d'Vorkin

…Мерцающие звезды покрывали тёмное небо…. Белая однобокая луна, набекренившись тихо дремала… Зимний ветер вдруг сегодня решил не дышать и тихо следил за молодым человеком, который аккуратно взбирался на крышу дома….


продолжение внутри

прочла))..отвечу последней фразой

Всё возможно – стоит только открыть глаза…

[Vini]

Сообщение от d'Vorkin

"Внутри я свободен в своем выборе.".

вот это и будет моей подписью,ты непротив ?

[d'Vorkin]

ты свободен в своем выборе
не вправе я тебе мешать
ты сам иль с чьей-то помощью
свободен подпись выбирать

[Vini]

спасибо,подпись я расширил
побольше я забрал цитату
ты не подумай,я не стырил!
я за нее отдам зарплату!

[d'Vorkin]

Мастер Бахаудин ждет проценты
но вот беда - не надо ему центы
а посему спокойно нужно жить
цитата та всем нам принадлежит

[Vini]

спасибо мастеру скажи
он видно добрый человек
чтоб сотню лет ему прожить
его мне не забыть во век

[кнопка]

Привет, как дела, что то давно тебя не видела...что вышла на работу и все, друзья не нужны? Ну ладно, ладно, кто старое помянет, тому , как говорят , глаз долой.Ну что там рассказывай, как малой, еще не женился, как твой, что
там с работой, повысили тебя , добилась своего или только
в процессе? А кстати, что там насчет квартиры, получили или купить
удалось, а может родители помогли, да ты не стесняйся все свои, мы же с тобою с первого класса лучшие подруги, всегда же
делились самым сокровенным. А родители как еще "бегают"? Вот помню сколько тебе от них доставалось, никогда не могла я их
понять, у них такая дочь росла замечательная и еще училась лучше всех в классе, а они всегда были чем то недовольны.А помнишь,
когда мы сбежали тогда с уроков, ну сразу после каникул летних, ты еще тогда с Юркой
целовалась у меня на кухне...Я тогда тебе так завидовала, да что я, все девчонки с нашей параллели, а он только тебя домой
проважал...НУ что как он к тебе сейчас относится? Да наверное все такой же интересный и яркий?! Все таки ты такая счастливая
всегда получала все что хотела . И муж у тебя , каждая позавидует, и ребенок, такая умничка и деньги никогда не были проблемой,
да и родители хоть и строгие , но таких еще поискать нужно..., и вообще БОГ тебя не обидел ни чем...
Ой , ну вот опять я кому то нужна. Извини , надо бежать, вызывают...
Катя тихо улыбнулась, а потом еще раз, она вспомнила, что никогда не понимала этого выражения:"тихо улыбнутся", смеясь
над ним, ну как, скажите, можно тихо или громко улыбаться?! А сейчас она поняла, и стала немного легче на душе.
Шла и думала, что завтра когда ее Юрка позвонит ,что бы поинтересоваться где его жена, Юлька очень удивится...КАК где,
скажет она, я ее вчера видела, мы мило поговорили...
А впрочем, ее уже это больше не интересовало, она знала, что ее ждет впереди, а то что было в прошлом ее уже не касается
Юлька была права, она всегда умела добиваться того, что хотела , очень хотела.
Еще постояв немного, вспомнив последний раз все что ее связывало с этим городом и его обитателями, она вынула билет,
билет в ее новую жизнь, где она надеялась будет хоть кому то нужна...
Недавно вспомнив фразу:"жизнь после 40 только начинается", она решили ее начать...

Не оглядываясь, побрела по тихим улицам не замечая , что начался дождь и резко похолодало...НА душе у нее было тепло, а в сердце весна...

[Ladya]

ЗАПАХ ШАХМАТ


Родительский вечер

Я - единственный ребенок у них. Мои родители родились в один день, и им в этом году исполняется пятьдесят пять. Я очень люблю стариков и пока, к сожалению, не нашел способ демонстрировать им свою любовь.

Я позвонил им, чтобы предупредить - я в Киеве, через пол часа приеду. Трубку взял папа.


- Здравствуй, папа. Я в Киеве. Через пол часа приеду.
- Приезжай, дорогой. Ты надолго в Киев?
- Еще не знаю. Мама дома?
- Вышла в магазин.
- Ну, давай, пап. Скоро увидимся.
- Купи торт.

Гоген был мрачен - видно, ему досталось от Ренуара за сегодняшний визит Миро через балкон.

- Где Ван Гог? - поинтересовался я. - Уже вернулся в Киев?

- Не знаю, - нехотя ответил Гоген. - По вопросам, касающимся задания, контактируй с Ренуаром.
- Какого задания, Поль? Нет никакого задания. Закончилось.
- Я не знаю и знать не хочу, что ты делаешь для Винни, - произнес Гоген. - Я просто твой телохранитель. И не путай меня с кем-то другим.
- Сердишься?
- На тебя? За что?

Ну да, вроде не за что.

Я уже успел присвоить имени "Огюст Роден" ярлык прошедшего времени, поэтому, когда это имя высветилось на экране телефона, я погрузился в шок на несколько секунд, но все же ответил:

Роден: Альбрехт, я все знаю. Ренуар рассказал мне.

Дюрер: О чем, Огюст?
Роден: Не притворяйся. Я знаю о том, что я - следующий. Скажи, это правда? Правда ли, что Миро написал мое имя?
Дюрер: Послушай, Роден, но ведь это же глупо! Миро перед смертью пишет твое имя на моем столе. Ну и что? Каким образом это происшествие может привести к твоей смерти?
Роден: Сразу видно, что ты ничего не знаешь о Тренинге. Личность может противостоять любой силе, кроме своей собственной. Я получил указание, и теперь...

Его последние слова потонули в помехах.

Дюрер: Роден, успокойся. Давай встретимся, вместе разберемся во всем, что случилось за последние дни...

Роден: Я во всем уже разобрался, Альбрехт. Запомни имя - Франсиско Гойя. Он должен последовать за мной, как обещал это Тренингу.

Слышно было, что он вот-вот прервет связь.

Мы вырулили на набережную.

- Роден, не бросай трубку! Давай встретимся прямо сейчас! Ты где?


И мы встретились прямо сейчас - ведь это именно его автомобиль несся по встречной полосе в клубах звуковых сигналов. Роден, откинувшись назад, сжимает руль прямой левой рукой, правой все еще придерживая телефон возле уха. Это едет самоубийца. Он целится в опору моста, но машину выносит на встречную полосу. Гоген резко бросает наш автомобиль на обочину, и совсем рядом раздаются три лязгающих удара, один за другим. Это Роден таранит нашу полосу - его искореженная машина, вертясь в искрах и скрежете, словно в замедленном видео проплывает за стеклами мерседеса. В машине уже нет водителя - тело Огюста лежит в пяти метрах отсюда.

Я решил не ехать к родителям в этот вечер.

Антон Фридлянд

[Ladya]

Шестое

…“ И что у нас сегодня там?. За толстым, спокойным и безопасным стеклом. За столиком у окна двое. Он и она…Хм…Интересно, они влюблены или друзья?”-обрывки мыслей всплывали в её прекрасной головке. “Влюблённые - друзья!? Друзья – любовники!? Любовники друг друга!…Ха!” - это показалось ей забавным. Она глотнула воздуха и опустилась чуть ниже, чтобы лучше их рассмотреть. “ А какая любовь сильнее? Друзей или любимых?!”- она не знала и от этого у неё закружилась голова. А может это нехватка кислорода. Снова вверх… Глоток…Приятное чувство наполненности жизнью…Очень медленно вниз…


Разворот на девяносто градусов. Чуть ближе. Другой столик, другие люди, другая жизнь…Сейчас только утро, и поэтому так мало людей. Другое дело под вечер. Это место просто оживает. Вокруг столиков снуют люди в белом и так забавно держат большие блестящие блюда над головой. Ей всегда нравилось за ними наблюдать. Часами она могла, не двигаясь с места, смотреть и смотреть. Но иногда попадались настолько пёстрые создания , что даже её цвету приходилось нелегко. И всё же она одна такая здесь...

“ Нет, так было не всегда!”- радостно подумала она. “ Раньше нас было много. И все такие разные – разные. И хмурый, и толстяк, и веснушка и…он…”. Она вспомнила его…Первую встречу, первую прогулку, первый…Боль…Всё сжалось в груди…Воздух…Вздох… Глубокий и мощный…Упоение…
После их расставания она много думала о нём. “ Постоянно!”- прозвучал где-то за пределами разума противный и мерзкий голосок.
Она уже привыкла не обращать на него никакого внимания. “ В жизни бывает миг, который запоминается навсегда. Он срастается с тобой, изменяя тебя…” - тихо ответила она. “ Что за чушь?”- не успокаивался кто-то, живущий в ней. Этот голос, голосок, визг…
“ Заткнись”- отрезала она резко. “ Это не всё…Ты живёшь в надежде ещё хоть раз испытать нечто подобное…Умирая, ты говоришь 'спасибо!' тому, кто позволил тебе стать другой половиной счастья, временным отрезком которого является миг ”. “ А если он длится годы?”- визжал кто-то. “ А ты считаешь это много для счастья?”

…Она посмотрела за стекло…Один из мужчин, что за столиком поближе, поднялся и позвал человека в белом. Они о чём-то долго разговаривали, указывая в её сторону. Затем 'белый' поклонился и ушёл. Мужчина сел и начал пристально её разглядывать.

“ Чего уставился? Я тебе что, телевизор что- ли!?”-грустно подумала она. Вдруг сверху появился сачок. Как и тогда, когда не стало её друзей…их забрали по одному на обед…“ Плыви!”-орал голосок.. “ Плыви отсюда!”-этот визг её занимал. Спустя мгновение, она убила его в себе…Пришла и её очередь…Последний раз. Резко вверх…Вздох полной грудью…Вниз… Сачок неумолимо опускался к ней…Закрыть глаза и ждать…
В этом казино много людей возле касс; они получают свой выигрыш, радуются ему.
…Что-то знакомое потёрлось о бок. Она резко открыла глаза…Это был он…
автор

9 класс
Когда я сидел там, в классе Английского языка, я смотрел на девушку, сидевшую впереди.
Она была для меня так называемым "лучшим другом".
Я долго смотрел на нее, на ее шелковистые волосы, и так хотел, чтобы она была моей. Но она не замечала моей любви, и я знал это. После урока, она подошла ко мне и попросила конспекты лекций, что пропустила за день до этого. Я отдал их ей.
Она сказала "спасибо", и поцеловала меня в щечку.
Я хотел ей сказать, что я хочу, чтобы она знала, что я не хочу быть просто друзьями.
Я люблю ее, но я так стесняюсь, и я не знаю почему.
10 класс

Телефонный звонок. На другом конце провода - она.
Она в слезах, между всхлипываниями я слышу, что ее любовь разбила ей сердце. Она просит прийти, потому что не хочет оставаться одна, и я пришел. Когда я сидел на диване около нее, я смотрел в ее красивые глаза, желая, чтобы она была моей. После двух часов просмотра фильма и трех пачек чипсов, она решила лечь спать. Она глянула на меня, сказала "спасибо", и поцеловала меня в щечку.
Я хотел ей сказать, что я хочу, чтобы она знала, что я не хочу быть просто друзьями.
Я люблю ее, но я так стесняюсь, и я не знаю почему.

11 класс

За день до школьного бала она подошла к моему шкафчику.
"Мой парень заболел" - сказала она,- и он не поправится к завтрашнему дню.
У меня в то время не было девушки, и к тому же в 7 классе мы пообещали, что всегда будем помогать друг другу. Поэтому мы пошли на бал, как "лучшие друзья".
Той ночью, после окончания праздника, я стоял перед ней около ее дома. Я смотрел, как она улыбалась и глядела на меня своими кристальными глазами. Я хотел, чтобы она была моей. Но она не замечала этого, и я знал это.
Затем она сказала - "я замечательно провела с тобой время, спасибо!", и поцеловала меня в щечку.
Я хотел ей сказать, что я хочу, чтобы она знала, что я не хочу быть просто друзьями.
Я люблю ее, но я так стесняюсь, и я не знаю почему.

Выпускной день

Прошел день, затем неделя, потом месяц. Не успел я, и моргнуть, уже был выпускной. Я смотрел, как ее совершенное тело, подобно ангелу, летит к сцене за дипломом. Я так хотел, чтобы она была моей. Но она не замечала моей любви, и я знал это. До того как все разошлись по домам, она подошла ко мне в своем сказочном белом платье и шляпке, и заплакала, когда я обнял ее. Затем она опустила свою голову мне на плечо, сказав - "ты мой самый лучший друг на свете, спасибо тебе!", и поцеловала меня в щечку.
Я хотел ей сказать, что я хочу, чтобы она знала, что я не хочу быть просто друзьями.
Я люблю ее, но я так стесняюсь, и я не знаю почему.

Несколько лет спустя

Сейчас я сижу на церковной скамье. Та девушка выходит замуж. Я только что видел, как она сказала "Да" и вошла в ее новую жизнь вместе с другим человеком.
Я хотел, чтобы она была моей. Но она не замечала этого, и я знал это.
Но перед тем, как она уехала, она подошла ко мне, сказав - "Ты пришел!!! Спасибо!", и поцеловала меня в щечку.
Я хотел ей сказать, что я хочу, чтобы она знала, что я не хочу быть просто друзьями.
Я люблю ее, но я так стесняюсь, и я не знаю почему.

.................................................. ...........................

Похороны

Годы пролетели. Я смотрел вниз на гроб, в нем лежала девушка, которая всегда была моим лучшим другом. Они читали дневник, который она вела все годы своей школьной жизни.
Вот что там было написано:
Я смотрела на него, желая, чтобы он был моим, но он не замечает моей любви, и я знаю это. Я хотела сказать ему, что я хочу, чтобы он знал, что я не хочу быть просто друзьями. Я люблю его, но я так стесняюсь и не знаю почему.
Я бы так хотела, чтобы он сказал мне, что любит меня!!!
Для счастья одному из них всего лишь надо было сказать три слова...

Для счастья одному из них всего лишь надо было сказать три слова...
Продолжение.
Высоко-высоко за облака взлетала душа Девушки.
"Теперь мы всё знаем - как любили друг друга, как хотели быть не просто
друзьями. Но только ни ты ни я никак не можем понять, почему так сложно
было произнести всего лишь три слова.Наверное ,мы не умели читать по
глазам...
Тогда, в 9 классе, ты помнишь, я сидела впереди. Мне так хотелось,чтобы ты
понял, что я не хочу быть тебе просто другом. Я обернулась, чтобы заглянуть
в твои глаза...Ты сосредоточенно писал что-то в тетради и не замечал моей
любви...
Ты проводил меня домой после школьного бала.Мне так хотелось сказать тебе ,
что я не хочу быть просто друзьями, но стало так страшно,что теплая
ласковость твоих глаз сменится вдруг ледяным презрением.
А ты помнишь выпускной? Мы прощались с детством и делали первый шаг в
неизвестность.Как я была счастлива,когда ты обнял меня! Я так ждала,что вот
сейчас ты скажешь три слова(всего лишь три слова!),но ты промолчал, ты не
заметил моей любви. Я подумала тогда,что дружба - это тоже прекрасно, не у
каждого человека есть такой преданный друг как ты. И ,наверное, не важно,
что я не хочу быть тебе просто другом...
Потом была моя свадьба...мой будуший муж был серьезным деловым человеком и
сразу предложил мне пожениться. Я подумала - почему бы нет? Ведь у каждого
должна быть семья. Но глядя на наши школьные фотографии я мечтала, чтобы Ты
был моим! Если бы я знала, что ты хочешь быть мне не просто другом!..
Я ухожу... Оказывается,для того чтобы ЖИТЬ, крайне важно вовремя сказать
три слова , только три слова..."

[Ladya]

Он любил мечту (с)

Пигмалиону и Галатее посвящается…

Он любил мечту. Она была прекрасна, самая великолепная иллюзия, какая могла прийти в голову мужчине. Миниатюрная брюнетка с тонкими чертами лица, длинными пальцами, узкими запястьями… Во взгляде ее карих глаз отражался целый мир, единственный, для нашего Романтика с момента знакомства с Мечтой. Ее губы, эти алые как лепестки роз и нежные как шелк губы, нашептывали ему самые сладкие слова и искренние признания. Они открывали ему прекрасную душу - чистую и нетронутую порочным миром. Живую и яркую. Бездонную душу, частью которой он стал. Он не мог без Мечты, и она всегда была с ним. Они шли вдвоем, рука об руку, не касаясь Земли, не опуская взгляда. Они жили друг другом.
Мечта окрылила Романтика, она вознесла его вверх над всем миром. Поставила его выше всех, сделала Другим. Люди перестали интересовать Романтика. Они стали казаться ему скучными и приземленными, банальными и суетными. Никто из простых смертных не мог сравниться с его Мечтой, и каждая последующая попытка сравнения еще больше разочаровывала его, приводила в отчаяние... лишала сна.
Однажды, морозным зимним утром он встретил Ее. Обычную девушку, ничем не выделяющуюся из толпы, но почему-то сразу узнал ее. Прямой и одновременно нежный взгляд зеленых глаз обжег его сердце. Золото пышных волос, в которых тонули пальцы Романтика, пухлые щечки, притягивающие его губы, высокая грудь, округлые бедра - все в ней было таким близким, таким родным. Какая-то безудержная сила переполняла ее, энергия била как живительный источник из скал. Она была огнем, жарким и испепеляющим… она была сама Жизнь. Романтик был счастлив с ней. Впервые в жизни. Он думал, что иссушающие душу поиски закончены, он думал, что уже не будет разочарований. Он и Жизнь навсегда теперь вместе.
Но… а как же Мечта? Ведь Жизнь на нее совсем не похожа! Даже более того - она ее полная противоположность. Муки сомнений опутали душу Романтика. Черным ядом вливались они в его чистое любящее сердце. Мечта звала его с высоты своей недостижимости, и… Он последовал за ней. "Нельзя предавать мечту", - подумал Романтик и ушел.
Но Мечта по-прежнему недостижима, а Жизнь - разбита. Иллюзия и реальность слишком далеки друг от друга и между ними бродят только Романтики.

Саки (Гектор Хью МАНРО)

<?xml:namespace prefix = o ns = "urn:schemas-microsoft-com:office:office" /><o:p></o:p>

"Саки" - псевдоним известного юмориста начала века Гектора Хью Манро. В

его рассказах знаменитый английский юмор, с его мягкостью и беззаботностью,

предстал в ином качестве, приобретя оттенок жутковатого розыгрыша.

Урсула Ле Гуин
"ТЕ, КТО УХОДИТ ИЗ ОМЕЛАСА"


Со звоном колоколов, поднявшим ласточек в небеса, в город Омелас, чьи весёлые башни высятся на берегу моря, пришёл Праздник Лета. Мачты судов в гавани украшены яркими флагами. По улицам, где крыши у домов красные, а стены свежевыкрашенные, где сады, такие старые, покрылись мхом, под тенистыми деревьями, минуя огромные парки и общественные здания, движутся процессии. Некоторые из них ведут себя сдержанно: это процессии стариков в длинных одеждах, серых или сиреневых, из жёсткой ткани, мастеров (эти идут спокойно, а лица у них суровые), женщин, которые, оживлённо болтая, несут своих малюток. На других улицах музыка быстрая, то там, то здесь поблескивают гонги и тамбурины, и люди пританцовывают, шествие движется в танце. Выскакивают из процессий и вбегают назад дети, их звонкие голоса взмывают над музыкой и пением, перекрещиваясь как полеты ласточек. Все процессии направляются на север, за город, где на огромном заливном лугу, называющемся Зелёными Полями, юноши и девушки, одетые только в просвеченный солнцем воздух, у которых руки длинные и гибкие, а ноги забрызганы грязью, сейчас проминают своих беспокойных лошадей: скоро начнутся скачки. Кроме простого недоуздка без мундштука, никакой сбруи на лошадях нет. В гривы их вплетены зелёные, золотистые и серебристые ленты. Лошади раздувают ноздри и, выхваляясь одна перед другой, встают на дыбы; они возбуждены, и это неудивительно: ведь лошадь единственное животное, которое считает наши церемонии также и своими. На севере и западе, полукружьем вокруг Омеласа и его бухты, высятся горы. Утренний воздух прозрачен, и снег, все ещё венчающий Восемнадцать Вершин, пылает в солнечном воздухе бело-золотым огнём. Ветра сейчас как раз достаточно, чтобы знамена, которыми обозначен скаковой круг, время от времени полоскались и даже щёлкали. В тишине широко раскинувшихся зелёных лугов отчётливо звучит музыка шествий; меняя улицы, она то становится громче, то слабеет, но всё равно приближается – будто едва ощутимое праздничное благоухание воздуха вдруг затрепещет, сгустится, а потом рассыплется на мощные и радостные удары колоколов.
И какие радостные! Как рассказать о радости? Как описать вам горожан Омеласа?
Они, хотя и счастливы, не просты. Но мы, в отличие от них, давно уже не радуемся ничему хорошему. Мы, в отличие от них, разучились улыбаться. Описание вроде приведённого выше заставляет ожидать вполне определённых вещей. Что дальше ты увидишь короля верхом на великолепном скакуне, окружённого свитой знатных рыцарей; или, быть может, его понесут в золотом паланкине рабы с перекатывающимися мускулами. Но короля не будет. Горожане не пользуются мечами, и у них нет рабов. Они не варвары. Я не знаю правил и законов, действующих у них в обществе, но подозреваю, что тех и других до удивления мало. Так же легко, как без монархии и рабства, обходятся они без биржи, рекламы, тайной полиции и ядерного оружия. И однако, я повторяю, они не кроткие пейзане, не благородные дикари, не прекраснодушные граждане утопии. Они не менее сложны, чем мы. К сожалению, мы привыкли считать (и в мысли этой нас старательно укрепляют педанты и лжемудрецы), что быть счастливым – значит обязательно быть дураком. Только боль, пытаются они внушить, интеллектуальна, только зло интересно. Чисто художническое предательство – отказ признать, что зло банально, а боль ужасающе скучна. По принципу: «Не можешь победить врага – присоединись к нему». Что-то причиняет тебе боль – подвергай себя этому снова и снова. Но ведь воспевая отчаянье, ты чернишь радость; принимая насилие в свои объятья, выпускаешь из рук всё остальное. Мы выпустили уже почти всё – мы не в состоянии больше описать счастливого человека, не в состоянии даже отличить праздник от будней. Как рассказать вам о жителях Омеласа? Они вовсе не дети, наивные и счастливые, хотя их собственные дети, вообще-то, счастливы. Сами же они зрелые, умные, страстные взрослые люди, и назвать их несчастными никак нельзя. Жизнь их удивительна. Жаль, я не могу описать её лучше. Создать впечатление полной достоверности... Омелас, когда я о нём повествую, кажется городом из волшебной сказки: «Когда-то давным-давно, в далеком государстве, жили...» Может, лучше всего вам представить его себе таким, как велит собственное ваше воображение, которое, хочу надеяться, не подведёт, ибо сама я угодить на все вкусы, конечно, не смогу. Например, как быть с техникой? Мне кажется, ни автомобилей на улицах, ни вертолетов над улицами быть не должно, иначе как жители Омеласа могли бы быть счастливыми? Ведь в основе счастья лежит умение различать необходимое, не необходимое, но и не пагубное, и пагубное. Во вторую категорию (не необходимое и не пагубное, категория комфорта, роскоши, изобилия) они вполне могли бы отнести центральное отопление, метро, стиральные машины, а также те чудеса науки и техники, которых у нас пока нет: парящие в воздухе источники света, способ получать энергию, не загрязняя среды, лекарство от насморка. А может, ничего такого у них нет вообще – это не имеет значения. Как вам больше нравится. Что касается меня, то я склонна думать, что жители прибрежных городков по обе стороны Омеласа прибыли в Омелас на Праздник Лета на очень быстрых небольших поездах и двухэтажных трамваях и что вокзал в Омеласе самое красивое здание города, хотя по архитектуре он и проще великолепного Крестьянского Рынка. Но даже если мы допустим, что там есть поезда, я боюсь, что пока ещё кое-кому из вас Омелас представляется городом в высшей степени благопристойным: улыбки, колокольный звон, шествия, лошади и так далее, и тому подобное. Если и вправду Омелас видится вам таким, то, пожалуйста, добавьте сюда какую-нибудь оргию. Не кол****сь – если только вам кажется, что оргия поможет делу. И однако, давайте договоримся, что не будет храмов, откуда появляются прекрасные нагие жрецы и жрицы уже наполовину в экстазе, готовые совокупляться с мужчиной или женщиной, возлюбленным или незнакомцем, любым, кто возжаждет слияния с божеством, живущим в его крови, хотя именно таков был мой первоначальный замысел. На самом деле, по-моему, лучше, чтобы в Омеласе вообще не было храмов – во всяком случае, храмов со священнослужителями. Религия – да, духовенство – нет. Пусть бродят по округе красивые обнажённые тела, пусть предлагают себя, как приготовленное богами суфле, голоду алчущих и неистовству плоти. Пусть вливаются в процессии. Пусть над совокуплениями бьют тамбурины, пусть гонги возвещают о триумфе желания и (это немаловажно) пусть те, кто вследствие этих восхитительных ритуалов появится на свет, станут предметом всеобщей любви и заботы. Чего, я точно знаю, у жителей Омеласа нет, так это чувства вины.
Но всё-таки что ещё, кроме названного выше, должно в Омеласе быть? Сперва я думала, что там нет наркотиков, но думать так – пуританство. Улицы и переулки города, возможно, благоухают слабым, но стойким ароматом друда. Что ещё должно быть в этом счастливом городе? Чувство победы, разумеется, преклонение перед храбростью. Но как мы обошлись без духовенства, так же давайте обойдёмся и без солдат. Радость после удачной бойни – не та радость, что нам нужна; она сюда не подойдёт; она вызывает ужас, и она тривиальна. Беспредельная и щедрая удовлетворённость; великодушное торжество, но не над каким-то материальным врагом, а через приобщение к прекраснейшему в душах всех людей и к роскошной благодати лета – вот что переполняет сердца жителей Омеласа, и победа, которую они празднуют, есть победа жизни. Не думаю, чтобы в друде здесь нуждались многие.
Почти все шествия уже достигли Зеленых Полей. Из-под красных и синих тентов плывут невероятно вкусные запахи. Сияющие лица детей вымазаны лакомствами; в чьей-то дышащей добродушием седой бороде застряли крошки пирожного. Юноши и девушки на лошадях – у стартовой линии скакового круга. Маленькая толстая старуха, смеясь, раздаёт цветы из корзины, и высокие юноши вплетают их в свои блестящие волосы. Немного в стороне сидит мальчик лет девяти-десяти и играет на деревянной флейте. Люди останавливаются, слушают, улыбаются, но не заговаривают с мальчиком: ведь он, поглощённый своей игрой, не обращает на них внимания, его темные глаза их не видят, прозрачная, нежная мелодия околдовала его.
Но вот он кончил играть, и его руки вместе с флейтой медленно опускаются.
Сразу, будто сигналом к тому служит наступившее молчание его флейты, в павильоне у стартовой линии звучит труба, звучит печально, властно, пронзительно. Тонконогие лошади взвиваются на дыбы, некоторые начинают ржать. Молодые ездоки с серьёзными лицами гладят им шеи и успокаивают их, шепча: «Ну-ну, красавица моя, надежда моя, спокойно, спокойно...» Всадники выстраиваются у стартовой черты. Толпы по сторонам скакового круга похожи на цветы, колеблемые на лугу ветром. Праздник Лета начался.
Вы поверили? Убедило вас описание Праздника, города, радости? Тогда позвольте мне описать ещё кое-что.

В подвале одного из красивых общественных зданий Омеласа – или, быть может, одного из его просторных частных домов – из досок сделана комнатушка. Она без окон, а единственная её дверь заперта. В щели между досками просачивается слабый, будто пыльный свет – не прямо снаружи, а уже пройдя через затянутое паутиной окошко где-то в другом конце подвала. В углу комнатушки стоит ржавое ведро и две или три швабры со свалявшимся, затвердевшим, вонючим мочалом. Пол земляной, сыроватый, длиной примерно в три шага, шириной в два – обыкновенный чулан для швабр или ненужных инструментов. В углу комнатушки, наиболее удалённом от ведра и швабр, сидит ребёнок. Это может быть мальчик, а может быть и девочка. На вид ребёнку лет шесть, но на самом деле около девяти. Он слабоумный. Возможно, он родился таким, а возможно, заболел от страха, плохого питания и отсутствия ухода. Он сидит, съёжившись, и ковыряет в носу, и время от времени трогает у себя пальцы ног и гениталии. Швабр он боится. Более того, испытывает перед ними ужас. Он закрывает глаза, но всё равно знает, что швабры тут, и дверь заперта, и никто не хочет к нему прийти. Дверь заперта всегда, и никто к нему не приходит – только через какие-то промежутки времени (ребёнок не ощущает, длинные или короткие) дверь со скрежетом отворяется и за ней оказывается один или несколько человек. Бывает, один из них войдёт и пнёт ребёнка, чтобы тот встал. Остальные стоят за дверью, только заглядывают внутрь, и глаза их полны страха и отвращения. Вошедший торопливо наполняет едой его миску, водой – кувшин, выходит, запирает дверь – и их глаз ребёнку больше не видно. Люди эти всегда молчат, не произносят ни слова, но ребёнок не вечно был здесь, он помнит солнечный свет и голос матери и иногда начинает говорить. «Я буду хорошим, – говорит он. – Пожалуйста, отпустите меня! Я буду хорошим!» Ему никогда не отвечают. Раньше ребёнок громко кричал по ночам, зовя людей, и много плакал, но теперь только хнычет: «Ы-хыы, ы-хыы», а говорит всё реже и реже. Он очень худой, ноги у него как палочки; живот вздут; кормят его раз в день, дают полмиски каши из кукурузной муки с растопленным салом. Он голый. Ягодицы и бёдра у него покрыты гнойниками, потому что сидит он всё время в собственных экскрементах.
Все они, все до единого жители Омеласа, о нём знают. Некоторые приходят на него посмотреть, другим достаточно просто о нём знать. И все понимают, что находиться там он должен. Некоторые понимают почему, а некоторые нет, но все знают, что в основании их счастья, красоты их города, нежности их дружб, здоровья их детей, мудрости их учёных, мастерства их тружеников, даже изобилия их урожаев и приветливости их небес лежат страшные страдания, которые терпит этот ребёнок.
Это объясняют всем детям после того, как они достигнут возраста восьми лет, но до того, как они достигнут возраста двенадцати, – как только взрослые решат, что дети поймут; поэтому посмотреть на ребёнка приходит в основном молодёжь, хотя приходят также (нередко уже не в первый раз) и взрослые. Как бы хорошо им ни объясняли заранее, юношей и девушек всегда потрясает то, что они видят в чулане. Они испытывают отвращение, подобного которому не испытывали никогда. Испытывают, несмотря на все данные им объяснения, гнев, возмущение, бессилие. Испытывают желание сделать что-то для ребёнка. Но ничего сделать они не в состоянии. Вывести ребёнка оттуда, где он находится, в свет солнца, отмыть его, накормить и утешить, конечно, было бы замечательно; но в тот самый день и час, когда это будет сделано, процветание, красота и прелесть Омеласа исчезнут без следа. Таково условие. Променять всё хорошее в жизни каждого в Омеласе на небольшое улучшение в жизни ребёнка, пожертвовать счастьем тысяч ради возможности дать проблематичное счастье одному – вот уж это наверняка означало бы позволить воцариться в городе чувству вины.
Условие должно соблюдаться строжайшим образом: даже доброго слова нельзя сказать ребёнку.
Часто юноши и девушки, когда они посмотрели на ребёнка и осознали существование страшного парадокса, уходят домой в слезах или разгневанные. Нередко парадокс этот занимает их мысли в течение недель, месяцев, а то и лет. Но постепенно они начинают понимать, что если ребёнка выпустить, большой радости это ему не принесёт: какое-то слабое, смутно осознаваемое удовольствие от тепла и пищи он, наверное, испытает, но и только. Уж слишком он деградировал, слишком слабоумен для того, чтобы по-настоящему радоваться. Он слишком долго боялся, и теперь ему уже никогда не освободиться от страха. Он уже не сумеет правильно реагировать на человеческое к нему отношение. Более того, теперь, по прошествии столь долгого времени, он, вероятно, будет чувствовать себя несчастным без стен вокруг, без полутьмы и без возможности сидеть в собственных экскрементах. Слезы молодежи, вызванные вопиющей несправедливостью, высыхают, когда юноши и девушки начинают видеть страшную справедливость реальности и её понимать. И однако, именно слёзы и гнев жителей Омеласа, попытки проявить благородство и последующее примирение с собственным бессилием обогащают, быть может более чем что-либо другое, их жизнь. Счастье их никак не назовёшь лёгким. Им становится понятно: как и этот ребёнок, они не свободны. И понятно, что такое сочувствие. Именно благодаря существованию ребёнка и их знанию о том, что он существует, так величественна их архитектура, так страстна их музыка, так глубока их наука. Именно из-за этого ребёнка так ласковы они со своими детьми. Они знают: если бы этот несчастный не хныкал там, в темноте чулана, другой, тот, что играет на флейте, не мог бы радовать и услаждать их своей игрой, когда молодые всадники выстраиваются во всей красе перед началом скачек в солнечном свете первого летнего утра.
Ну как, теперь вы в них верите? Разве теперь не легче вам в них поверить? Но осталось рассказать ещё кое-что, такое, во что поверить уж совсем невозможно.
Иногда какой-нибудь подросток, девочка или мальчик, после того как сходит посмотреть на ребёнка, не только не идёт домой плакать или неистовствовать: он не идёт домой вообще. А иногда мужчина или женщина много старше перестают вдруг разговаривать на день или два, а потом выходят из дома. Выйдя на улицу, такой человек отправляется в путь. Он идёт и идёт и прямо через необыкновенной красоты ворота выходит из Омеласа. Минует близлежащие засеянные поля. Каждый такой человек, юноша или девушка, мужчина или женщина, идёт в одиночку. Наступает ночь, путник проходит по деревенским улицам, между крестьянских домов с освещёнными окнами, и идёт дальше во мрак полей. По-прежнему один, он направляется в сторону гор, на запад или на север. Идёт всё дальше и дальше. Уходит из Омеласа в темноту и больше не возвращается. Представить себе, куда идут эти люди, труднее даже, чем вообразить город счастья Омелас. Я не берусь описать место, куда идут эти путники. Возможно, его даже не существует. Но похоже, что те, кто уходит из Омеласа, знают, куда идут.
Перевод с английского
Ростислава Рыбкина

прошу прощения, что так много,..но мне кажется, что кому-то может прийтись по душе єтот текст...если нет- только не кидайтесь тухліми яйцами ...мне лично нравится