МАМА
Друзья, заранее прошу прощенья,
Быть может, и не время вспоминать,
А я вот вспомнил все мгновенно:
Деревню нашу и отца и мать.
Отец и мать мне часто говорили:
«Сыночек, милый, к Богу обратись».
И ежедневно обо мне молились,
Но я любил совсем другую жизнь.
Вино, друзья и сотни развлечений
Мне ослепили сердце и глаза.
И, ослепленный, с диким наслажденьем
Смотрел я в рюмку, а не в небеса.
Молитвы для меня страшнее яда были.
О Боге я и мыслить не хотел.
Летели дни, я жил в грязи и пыли
И думал я, что это мой удел.
Мне не забыть, наверное, вовеки
Тот страшный день, отец мой умирал.
Из материнских глаз слез вытекали реки,
А я стоял хмельной и хохотал:
- Ну где же Бог Твой, что Он не спасает?
Он - Исцелитель, что ж ты не встаешь?
Без Бога так же люди умирают,
И ты, отец, как все, в земле сгниешь.
Он улыбнулся и сказал сердечно:
- Я жив еще, а ты, сынок, мертвец.
Но мертвым ты не будешь вечно,
И скоро воскресит тебя Творец.
Отца похоронили. Мать молилась.
Втайне молилась о душе моей.
Потоки слез, что за меня пролились
Я буду помнить до кончины дней.
Ну а тогда я думал по-другому,
Была противней мать мне с каждым днем.
И вот однажды я ушел из дома
Глубокой ночью, словно вор, тайком.
Тогда кричал я: «Вот она, свобода!
Теперь я волен в мыслях и делах».
И я не знал, что жизнь это болото:
Ступил на кочку - и увяз в грехах.
И жизнь меня, как щепку, закружила
В водовороте суеты и зла.
Сначала хорошо кружиться было,
Но вскоре закружилась голова.
И стал ужасной, непосильной мукой
Мне каждый шаг и каждый поворот.
Я волю напрягал, но видел ужас,
Ведь жизнь - водоворот, водоворот.
Вино - источник зла и тысячи лишений.
«Приятный круг», он многих погубил.
Но есть Источник счастья и спасенья,
Не пил я из Него, а из бутылки пил.
«Друзья» — какое лживое, обманчивое слово.
В водовороте есть и этот круг
О, если б жизнь могла начаться снова.
Со мной бы был единственный мой Друг.
Круг развлечений, в золото одетый,
Как ярко и меня он ослепил.
Я был слепцом, не видел рядом
Света И в страшном мраке по теченью плыл.
Но кто же мог спасти меня от смерти
От всех грехов, влекущих так на дно.
Не человек, не человек, поверьте.
Ответьте, кто? Ответьте же мне, кто?
Метался я, не находя ответа.
И вот однажды летом, в сильный дождь
На улице я друга детства встретил.
И от предчувствия забила меня дрожь.
Предстал вдруг предо мною милый образ,
Лицо печальное и мокрые глаза:
Забилось сердце, задрожал мой голос
И вырвались безумные слова:
- Ну как там мать? Меня хоть вспоминает?
Наверное, давно уж прокляла.
Хочу заехать, да все время не хватает:
Сам понимаешь, то работа, то дела.
— Дела, работа, помолчал бы лучше.
Дела твои нетрудно угадать.
Я расскажу, ты только сердцем слушай
Про то, как позабыла тебя мать.
Когда ты скрылся, мать твоя от горя
Вся поседела, ведь тобой жила.
И каждый день, с невзгодой лютой споря,
Шла на распутье и тебя ждала.
И руки простирала свои к Богу,
Молясь во имя пролитой крови,
Стояла словно влитая в дорогу
Столпом надежды, веры и любви.
Ну а когда стоять была не в силах.
Когда она совсем слегла,
Кровать к окну подвинуть попросила.
Смотрела на дорогу и ждала.
С души стремительным порывом
Слетела равнодушья шелуха.
Я задрожал и прошептал пугливо:
- Она жива еще, скажи, еще жива?
- Сейчас не знаю. Уезжал - дышала
И говорила те же все слова:
«Сыночек милый, ты придешь, я знаю».
А ты твердишь — работа и дела.
Я побежал, подстегнутый, как плетью.
Одним желаньем, жгущим, как огнем.
Увидеть мать, не опоздать, успеть бы.
Успеть пред ней покаяться во всем.
Вокзал и поезд, и одно лишь слово
В висках стучало молота сильней.
Хотел не думать, но напрасно.
Снова мне думалось: «Скорей! Скорей! Скорей!»
Вот станция. Я вышел из вагона.
Меня трясло и что-то жгло внутри.
Я в ночь шагнул, дрожа со страшной болью,
От пламени, горевшего в груди.
Знакомая дорога и деревья,
Но только незнакомый сердца стук.
Вот кладбище. За кладбищем деревня.
Могилы. И отца я вспомнил вдруг.
И ноги как-то сами повернули.
В тиши деревья, шелестя листвой,
Меня к его могиле потянули
Заросшей и заброшенной тропой.
Я шел до боли напрягая зренье
-Склоненная березка - значит здесь.
И вот впервые встал я на колени
Прижав к щеке холодный мокрый крест.
- Отец, прости бездумную ошибку.
Ты прав. Жив ты, я слышу шепот губ.
Стоишь Ты предо мной, твоя улыбка,
А я зловонный, мерзкий, згнивший труп.
Но я заботой и любовью к маме
Сотру все прошлое, клянусь тебе.
И ты, мой папа, будешь вместе с нами
А если мать уже в земле?
И сердце снова бешено забилось.
Я оглянулся - тьма, ни зги кругом.
Но тут луна окрестность осветила
И я увидел рядом свежий холм.
И лишь луна и звезды только знают,
Как я со стоном на могилу пал
И мамин холмик обнимал, руками,
И землю по - сыновьи целовал.
- Ты слышишь, мамочка, прости, родная,
Не надо, не молчи, открой уста.
Давай молиться вместе, слышишь дорогая.
Встань, мама, и прости меня.
Но холм молчал, дыша могильным тленьем,
Кругом ни звука, словно мир уснул...
И вдруг я понял, Кто дает прощенье
И к небу руки с воплем протянул.
И эта ночь была последней ночью.
В моей безбожной жизни кончен пир.
Она открыла мне слепые очи
И я увидел чудный, новый мир.
С тех пор живу я с Господом Иисусом.
Мое в Нем счастье, жизни полнота.
И много раз сказать не побоюсь я,
Что и не мыслю жизни без Христа.
Когда я вижу пред собой отныне
Заплаканную, сгорбленную мать,
А рядом гордого, напыщенного сына,
От всей души мне хочется сказать:
- Вы, матери, имеющие сына,
Прострите руки с верой к небесам
И верьте, что молитвы ваши
Сильны творить и после смерти чудеса.
Вы ж, сыновья, забывшие о Боге
Взгляните на молящуюся мать
И встаньте рядом, чтобы в жизненной дороге
Вам эти слезы не пришлось пожать.